В эту минуту я услыхал позади тихое шуршание. Но обернуться и посмотреть, в чем дело, я не успел – в зеркале возникло отражение другого лица. Оно было бледным и изможденным, алые губы притягивали взгляд.

– Значит, ты сегодня женишься.

В этот самый миг я должен был что-то сделать. Как-то защититься. Вместо этого я замер с застывшими на галстуке-бабочке пальцами, точно кролик перед удавом. Перед шипящей коброй-убийцей с малиновыми губами. В следующую секунду я осознал, что она приставила мне к горлу лезвие холодного как лед ножа.

– Говорят, она моно. Маленькая глупенькая моно. Что на тебя нашло, Марк?

Я почувствовал, как острие протыкает мне кожу и резкая боль кольцом охватывает горло. Не шевелясь я смотрел, как решительно течет вниз ручеек крови. Он уже собрался лужицей на узле моего белого галстука, окрасив его в ярко-красный цвет.

– Что ты здесь делаешь?

Слова вылились дрожащим шепотом. Я мог лишь хватать ртом воздух, а она в этот миг передвинула холодное металлическое лезвие на пару миллиметров в сторону – туда, где еще оставалось чистое место.

– Пришла тебя поздравить. И посочувствовать, если тебе это нужно.

– С большим ножом.

– Стащила в пабе «Форт Сент-Джордж», когда никто не видел. Через пару часов после того, как все вдруг вернулось. После того, как ты ушел. Сперва хотела сама себя зарезать. Слишком много было сразу. Но не стала. Потому что поняла, что я тебе нужна, подо всем этим.

Она замолчала и втянула воздух дрожащим ртом. Нужно, чтобы она все время говорила, а не то проткнет мне горло в этой второй точке.

– Хорошо, что ты этого не сделала, было бы глупо.

В ответ Анна лишь повела глазами:

– Я стайер, Марк. Я не собираюсь сходить с дистанции.

Очень хотелось спросить, зачем она держит нож у моего горла, но я решил, что, пожалуй, не стоит напоминать ей об оружии в собственной руке.

– Конечно не собираешься, я вижу.

– Тебе никогда не понять, что со мной произошло, Марк. Тогда, на Джизас-Грин.

– Я думал, ты меня простила.

– Я думала, ты меня любишь.

Мне вдруг пришло в голову, что эта вооруженная ножом девушка принадлежит к особой породе и очень опасна. Особенно когда нож приставлен к моему горлу и уже успел порезать до крови.

– Мудак ты, Марк. Только мудак мог купиться на хорошенькую мордашку. Особенно если эта мордашка дуры-моно.

– Но Клэр бе…

– После того как ты ушел из больницы, я больше ни о чем не могла думать – только об этой, на которой ты женишься. Когда все помнишь, оно вертится в голове снова и снова. И растет гнев.

– Прости, я был тогда слишком резок. Прости меня.

– Да, только я размечталась о красивом белом платье, а тут ты раз – и заявляешься в Адденбрука… – У нее на лице появились мокрые дорожки слез. – Тебе нравится калечить людей, да, Марк?

Очень хотелось резко выпрямиться и провести какой-нибудь защитный прием, ибо если кто-то и мог вскоре стать калекой, то я (не физически, так морально – ибо, как она любезно указала минуту назад, я через пару часов должен был жениться на моно). Но тут я осознал, что Анна опустила нож и теперь хмуро смотрит в зеркало на свое заплаканное отражение, словно впервые ясно его видит.

Мой локоть резко дернулся, ударив ее по ребрам. Она отлетела примерно на ярд, лицо перекосилось. Я резко развернулся и навалился на Анну, хватая ее за плечо и толкая вниз, чтобы она упала на спину. Она со стуком ударилась о пол, ноздри раздулись от потрясения.

– Помогите!

Но несмотря на это, нож оставался у нее в руке. Я упал на колени, отчаянно желая его отобрать. Под Аннины вопли я придавил локтем ее правое плечо и потянулся к ножу. Я уже почти схватил его, когда она вывернула руку и, резко дернувшись, ударила коленом мне в пах. Я взвыл, не в силах пошевелиться от боли. Только смотрел, как нож, сверкая, взмывает вверх, прямо ко мне, как лучи солнца, пройдя сквозь окно, отражаются от лезвия.

– Помогите!

Я метнулся в сторону, пытаясь уклониться от ножа. Но слишком поздно. Жгучая боль пронзила предплечье. Опустив глаза, я понял, что Анна во второй раз проткнула меня острием. Нож аккуратно прорезал рукав белой рубашки и продырявил кожу.

Новая яркая вспышка. Я посмотрел вверх – Анна стояла на коленях, воздев нож над моей головой. Лицо ее пылало красным. Малиновые губы растянуты. Зубы обнажены в злобном оскале. Глаза – готов поклясться – превратились в бушующие вихри безумия.

На этот раз я вообще не мог шевелиться. И дышать. Я только смотрел на Анну. Возможно, виной тому шок от вида крови на белом рукаве и волны боли, залившей мне руку. Или ужас от сознания того, что она хочет моей смерти.

Нож двинулся по дуге вниз.

Я застыл, точно жертвенный агнец, назначенный к закланию.

И тут нож резко пошел в сторону и со стуком упал на пол.

Я кое-как отвел глаза и увидел, что, кроме нас с Анной, в комнате есть кто-то еще. Два моих свидетеля на свадьбе – Уильям и Пол – примчались мне на выручку. Уильям – слава ему! – быстро сообразив, в чем дело, выбил нож у Анны из руки, а Пол прижал ее к полу (помогло то, что он полузащитник в команде Тринити по регби).

– Она меня чуть не убила. – Я поднялся на колени и показал на Анну. – Она сумасшедшая!

– Нет!

Это свое опровержение она прокричала, лежа на полу и пытаясь выкрутиться из рук Пола.

– Я только хотела, чтобы ты понял. Мы родственные души, Марк! У нас был шанс. Я видела это в твоих глазах в первый же день. Искру узнавания. Но ты ушел и все испортил.

Уильям указал на мою правую руку. Я посмотрел вниз. Рукав пропитался кровью.

– Она тебя ранила, Марк. Я позвоню в полицию.

– Я не хотела его убивать. Пожалуйста, не надо в полицию! Пожалуйста! Я просто хотела вернуть все обратно. Я знаю, это невозможно. Я теперь все помню. И от этого еще хуже.

Я кое-как поднялся на ноги и посмотрел на Анну. Она тряслась от рыданий. Малиновая помада размазалась. Тушь для ресниц перепачкала лицо. Она была похожа на изможденный скелет. Пустая оболочка той жизнерадостной девушки, что шла ко мне, широко улыбаясь (так дневник говорит) по фойе Музея Фицуильяма, а после говорила, что я стану либо поэтом, либо политиком, либо подлым убийцей с топором. Меня окутала жалость. Искра узнавания – совсем мимолетная – того, что когда-то связывало нас физически. Даже вспышка сожаления – но очень слабая – о том, что отныне невозможно. О том, как хорошо нам было бы вместе, если бы не вмешались обстоятельства. Несмотря на нестабильную психику и испорченный характер, Анна Мэй – самая умная, проницательная и сообразительная женщина из всех моих знакомых (тому свидетельство – этот дневник, я ведь записывал несколько наших с ней жарких дискуссий об относительной важности Ибсена, Вагнера и Вулф). Запись о нашей первой судьбоносной встрече говорит, что в мисс Уинчестер есть что-то поистине очаровательное, несмотря на слегка оттопыренные уши, – но ни за что на свете я не признаю этого сейчас. В день моей женитьбы на другой женщине.